Архитектурный ансамбль Кирилло-Белозерского монастыря формировался в течение нескольких столетий. Первые деревянные постройки, возведение которых началось ещё при основателе обители прп. Кирилле, не сохранились до наших дней. Начало каменного строительства относится к 1496 году, когда «почали ставити церковь каменную Успения Богородицы, а поставили в 5 месяцев, а стало в 250 рублёв, а мастеров белостенщиков 20, а большой мастер Прохор Ростовский». Успенский собор Кирилло-Белозерского монастыря стал третьим каменным храмом на территории Белозерского края. Лишь незадолго до этого были возведены два каменных храма в Спасо-Каменном монастыре на Кубенском озере и в близком к Кириллову Ферапонтове монастыре. Местный летописец назвал его «великой церковью» не случайно: главный храм Кирилловой обители превзошёл по своим размерам соборы главных московских монастырей. Архитектура храма впитала черты московского и новгородского зодчества. Весь облик храма был проникнут простотой и монументальностью. Массивное приземистое строение поражало изяществом и тонкостью внешней отделки. Стены расчленены узкими лопатками, а вверху, у основания закомар, украшены широкими поясами узорчатой кирпичной кладки, включавшими также керамические плиты с орнаментом и «балясник». Такие же пояса проходят по верху апсид и барабана. Если растительный орнамент керамических плит близок к белокаменной резьбе московских храмов, то кирпичное «узорочье» напоминает излюбленный мотив украшения стен памятников Пскова. Закомары собора имели острое килевидное завершение. Над закомарами поднимались ещё два яруса кокошников, которые создавали переход к массивному барабану, увенчанному шлемовидной главой. Такая композиция придавала довольно крупному зданию лёгкость и устремлённость ввысь. Входы в собор были оформлены характерными для московского зодчества прекрасно вытесанными из камня перспективными порталами с килевидным завершением, которые имеют характерные для московских построек бусины и сноповидные капители. Из трёх порталов сейчас сохранился только северный, выходящий на паперть.

В 1641 году Успенский собор был расписан костромским мастером Любимом Агеевым «с товарищи» на вклад царского дьяка Никифора Шипулина. Впоследствии облик собора был сильно изменён различными пристройками и переделками. Особенно заметны перестройки XVIII века, придавшие ему некоторые черты господствовавшего тогда стиля барокко: исчезли кокошники, вместо низкого шлемовидного завершения на барабане сооружена высокая глава сложной, несколько вычурной формы, растёсаны окна.
Сохранился иконостас, созданный около 1497 года. Он является уникальным памятником древнерусской иконописи. Это самый крупный комплекс одновременных икон, дошедший до нашего времени.

В 2010 году музей приступил к реставрации Успенского собора. В настоящее время завершены работы по реставрации барабана и главы, выполнено устройство наружного дренажа, реставрация столярных заполнений и фасадов храма. Для спасения уникальных фресок в соборе сделаны электроподогреваемые полы, что дало возможность регулирования температурно-влажностного режима. Реставраторами было проведено раскрытие живописи, укрепление и тонировка утрат живописи внутри собора.

Богатейший древний кирилловский иконостас почти полностью сохранился до наших дней - потеряв лишь две иконы (одну из пророческого ряда и одно изображение столпника Алимпия), да утратив общую целостность комплектации, поскольку отдельные его иконы до революции периодически заменялись новыми, с перемещением прежних, древних, в монастырские хранилища, откуда их благополучно извлекали, уже в советское время, учёные-искусствоведы, по своему усмотрению распределявшие драгоценные находки по четырём отечественным музеям.
Предки наши особого пиетета к историко-художественному наследию не испытывали. Потемневшие старые изображения в лучшем случае просто вынимали из рам и киотов и уносили с глаз долой на склад,
а на их опустевшее место ставился другой образ, пахнущий свежей краской, яркий, радующий глаз и душу как очередного настоятеля, так и любого благочестивого русского человека. В худшем же случае старые иконы записывалсь, подчас по нескольку раз за свою долгую жизнь - в таком виде возвращаясь в иконостасы и на стены храмов.


В Успенском соборе Кирилло-Белозерского монастыря процесс обновления иконописного собрания происходил с XVII века. Был на 100% заменён пророческий ряд - вместо древних полуфигур теперь здесь оказались изображения в полный рост. Помимо того, из деисусного ряда было удалено 6 икон, из праздничного - 8. Старые образа отправились в рухлядную, до лучших времён.
Атрибуция икон Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря в полной мере была осуществлена лишь в послевоенное время. В дореволюционных источниках встречаются ошибочные сведения о принадлежности некоторых из них кисти Андрея Рублёва. В частности, ему приписывалась местная икона “Успения Богородицы” (она на первом фото этой статьи), расчищенная Павлом Ивановичем Юкиным в 1918 году - об этой реставрации подробнее будет сказано ниже. Той же версии придерживался в 1926 году И. Э. Грабарь в своем очерке “Андрей Рублёв”, ссылаясь на запись Расходной книги Кирилловского монастыря за 1612 год, гласящую: “С иконы Успения, письма Рублёва , сняты яхонты и жемчуги на икону Преподобного [Кирилла], писанную учеником его Дионисием Глушицким ”, а также на опись собора 1621 года, в коей упоминается “образ местный Успения Пресвятой Богородицы Рублева письма ”.
В ходе новейших исследований было установлено, что упомянутая икона “Успения” была написана одновременно с остальными иконами собора - в 1497 году, к тому времени Андрея Рублева уже не было в живых (в 1430 г. похоронен в Спасо-Андрониковом монастыре).


Кстати, истинных имён иконописцев, как и страну их происхождения, установить до сих пор не удалось. Ни подписей, ни каких-либо архивных документов, позволяющих решить сию загадку, не сохранилось.
С точки зрения исследователей древнерусской живописи, к началу XX века Кирилло-Белозерский монастырь фактически являл собой хранилище бесценных художественных сокровищ - недоступных для изучения, поскольку администрация монастыря оставалась глуха к просьбам заинтересованных представителей научного сообщества.


Возможно, это стало результатом предшествующих неприятных эксцессов, связанных с монастырским иконописным собранием. О первом из них рассказывает заметка в газете “Свет” №309 за 1896 год: ”Лет 20 назад в главном Успенском соборе похищены древние иконы греческого письма, расположенные над местными образами. Кража обнаружена случайно и виновником её оказался здешний пономарь, который, будто, продал их раскольникам и заменил другими, меньшего размера ”. Речь, в частности, об иконе “Снятие с креста”, в конце концов найденной и в 1965 г оказавшейся в Музее Рублёва:

Вторым случаем стало изъятие в 1911 году одной из икон, находящихся в хранилищах монастыря, для проходящей в Новгороде Великом, в рамках XV Всероссийского Археологического съезда, выставки предметов церковной старины, после завершения которой было решено икону в монастырь не возвращать.
Так что, в какой-то мере, можно понять нежелание настоятелей монастыря давать свободный допуск к собранию иконописи - пусть даже и учёным, но всё-ж-таки посторонним людям. Как говорится, береженого Бог бережет.
Радикальным образом ситуация изменилась практически сразу после переворота 1917 года.

10 июня 1918 года, по инициативе И. Э. Грабаря, в Москве, в рамках Реставрационного отдела Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины при Наркомате просвещения РСФСР, была создана Комиссия по охране памятников древнерусской живописи, в состав которой вошли искусствоведы и художники-реставраторы, еще до революции работавшие на историко-художественных объектах Новгорода, Москвы, Костромы, Белозерья, в частности, П. И. Юкин, Г. О. Чириков, Н. И. Брягин, Л. А. Мацулевич, П. П. Муратов, В. Т. Георгиевский и другие. Руководителями Комиссии стали Игорь Эммануилович Грабарь и Александр Иванович Анисимов.
Шесть лет спустя, в 1924 году, Комиссия была преобразована в Центральные государственные реставрационные мастерские, с 1960 г носит имя своего основателя, И. Э. Грабаря, а с 1974 г становится Всероссийским художественным научно-реставрационным центром.

На заре своего существования, в заполошном 1918 году, целями деятельности Комиссии по охране памятников древнерусской живописи были: розыск и выявление, охрана, изучение и научное исследование, расчистка и, по возможности, реставрация памятников отечественного художественного наследия , интерес к которому, несмотря на политические потрясения тех лет, не только не угасал, но и, в связи с появившейся возможностью получения доступа к закрытым до революции хранилищам старинных храмов и монастырей, привлекал к их изучению всё большее количество как специалистов, так и случайных людей, в кромешной сумятице тех лет норовящих погреть руки над благословенным очагом культуры.
После Декретов о Земле и Об отделении церкви от государства, фактически запретивших РПЦ владение каким-либо имуществом, без должной охраны осталось неисчислимое количество культовых предметов (значительная часть которых была из серебра и золота, а оклады, нередко, содержали драгоценные камни) в самих храмах, их ризницах, хранилищах, библиотеках, хозяйственных корпусах монастырей.
Вернее сказать, охранялось всё это, конечно, неусыпно - причем как самими священнослужителями, так и местными жителями, честными и неравнодушными прихожанами тех же церквей, порой с оружием в руках, рискуя жизнью, защищавшими их от непрошенных “товарищей”, нагрянувших под видом очередной ревизии. Но на стороне “товарищей” отныне стояло советское государство, по законам которого ни единой свечи, ни единого лишнего пуда муки у храмов быть не могло. Что уж говорить о вещах более весомых…

Кроме того, надо понимать, что в условиях анархии, хаоса и беззакония по стране, сродни броуновскому движению, перемещалось множество безработных, беспризорных, маргинальных личностей и солдатни, зачастую имевших при себе какое-либо оружие, промышлявших мародёрством в благоприятных условиях попустительства к тому местных властей, под лозунгами типа “долой зажравшихся попов и буржуазию”. Бога эта публика уже давно не боялась. А дьявол - не иначе как был одной с ними крови…
Одним словом, памятникам древнерусской живописи опасность угрожала нешуточная - хотя не подлежит сомнению, что десяток учёных, какими бы профи они ни были, и какими бы охранными свидетельствами ни размахивали, хоть от самого Ильича - против голодной толпы дремучего мужичья и откровенных бандитов они были бы абсолютно бессильны…

Но вернёмся к предмету нашего рассказа. К иконостасу Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря. Для пробных расчисток которого в сентябре 1918 года в Кириллов приехали трое представителей Комиссии по охране памятников древнерусской живописи: искусствовед, большой знаток средневековой живописи Александр Иванович Анисимов, работавший с ним вместе реставратор Павел Иванович Юкин и фотограф Александр Владимирович Лядов. Ниже приведен любопытнейший документ - переписка находящегося в Кириллове А. И. Анисимова с И. Э. Грабарем.
“07 сентября 1918 г . …Ехали мы 5 суток [ввиду того, что железнодорожное сообщение в годы Гражданской войны было крайне нерегулярным, а на Русском Севере еще и весьма опасным, добираться пришлось по воде, через Волгу и Шексну]…По Волге ходит один-единственный пароход, поэтому давка была дикая…Стоимость проезда ужасная, носильщики и извозчики безжалостны…Продовольственный вопрос стоит здесь очень и очень остро. Нам хлеба выдают по ½ фунта…Кирилловские дни не могут идти ни в какое сравнение с владимирскими в отношении благ питания. [Летом 1918 г А. И. Анисимов принимал участие в работах по расчистке фресок и икон Димитриевского и Успенского соборов г. Владимира, а также в раскрытии древних икон Боголюбского монастыря] Не идут они в сравнение и в отношении благ погоды. Почти целыми днями лупит дождь, дует холодный ветер, а под ногами - ужасающая грязь.
В довершение прелести на днях на берегу озера “публично” расстрелян бывший исправник, о чём население было оповещено листочком, настуканным на ремингтоне. Просто, коротко и ясно.

Местный викарий, епископ Варсонофий, отнёсся к нам вполне любезно и разумно. На другой день по нашем приезде “Успение” Рублева было вынуто из иконостаса и перенесено в Архиерейский дом и освобождено от оклада. А на третьи сутки начались работы по расчистке и проклейке. Икона, по моей классификации, хорошей сохранности, но в различных местах прописана неоднократно и потому потребует времени. В силу этого я был бы не против второго мастера, скажем - Горохова, если бы Вы сочли нужным его прислать.
Вчера и сегодня, пока расчищенные квадраты фотографируются, Павел Иванович работает над известным “портретом” Кирилла Белозерского кисти Дионисия Глушицкого. И надо сознаться, что вещь эта, хотя и маленькая, но интереса совершенно исключительного. Если я не увлекаюсь, она носит на себе черты чего-то на самом деле наблюденного в действительности, удивительна по живописи и глубоко характерна по своей подлинной древности.

Что касается фотографирования, то теперь фиксируется каждый шаг. “Успение” фотографируется детально, по квадратам, до расчистки, после расчистки, до выборки и после выборки.
С епископом мы очень ладим. Кормить он нас не кормит и у себя не укладывает, но все наши начинания приветствует и не только приветствует, но добавляет еще и своими. Я предложил ему отобрать из вещей, вышедших из употребления, все достойные охраны и устроить специальное древлехранилище, отдав под это половину своего большого и хорошего дома. И он отозвался очень сочувственно, и кое-что мы уже начали приводить в исполнение, тем более что дому его, в противном случае, грозит захват под реальное училище.
Дела здесь хватило бы не на месяц и не на два, а на год, для целой артели работников: так много здесь чудеснейших икон.”

“20 сентября 1918 г . Милый Игорь Эммануилович,
я только что послал Вам телеграмму с просьбой о немедленной высылке сюда двух мастеров получше и некоторого количества политуры (также прошу острозубцы). Расчистка “Успения” идет крайне медленно, причиной чего не только состояние иконы в общем довольно хорошее, но неблагоприятное для расчистки. Причины шире и глубже.
В эту субботу был арестован епископ Варсонофий в момент возвращения со мною в экипаже из Гориц [поездка в Горицкий монастырь была предпринята с целью осмотра древностей монастыря, для их возможного перемещения в древлехранилище, планировавшееся к размещению в Архиерейском доме Кирилло-Белозерского монастыря].

На рассвете следующего дня он был выведен с игуменьей Серафимой Ферапонтова монастыря, двумя горожанами и двумя крестьянами в поле и расстрелян. Расстрел произвели присланные из Череповца красноармейцы. Стреляли в спину. Передают, что епископ был убит только седьмым залпом и в ожидании смерти всё время молился с поднятыми к небу руками и призывал к миру.
Это убийство было неожиданным не только для населения, но и для местного совдепа, члены коего говорят, что невиновны в этой смерти и что последняя легла на них тяжестью.
За те две недели, что я здесь, я не замечал со стороны Варсонофия какого-либо вмешательства в политику: он был занят только церковными делами, хозяйством монастыря и был всегда прост, ровен и внимателен к запросам и требованиям местного совдепа. Уже две ночи подряд последний даёт разрешение на вырытие тела епископа, игумении и остальных убитых из ямы, куда они были брошены, и две ночи подряд являются череповецкие красноармейцы и, отменяя разрешение совдепа своими силами, заставляют вновь закапывать трупы.

Оба великих монастыря [Кирилло-Белозерский и Ферапонтов] являются сейчас лишенными какой-либо власти и руководящего заведывания, что не может не тревожить меня в крайней степени.
Я не стану распространяться об остальном. Жизнь здесь, и раньше невеселая, превратилась в какой-то кошмар: чувствуешь себя запертым в тесный зловонный зверинец, где принуждён испытывать все ужасы соседства с существами, коим нет имени. Но закончить работу необходимо.
Ваш Ал-др Анисимов.
P . S . Кирилл Дионисия Глушицкого, уже совершенно законченный, оказался подлинным портретом. В истории русской живописи это - открытие первостепенной важности.”

“24 сентября 1918 г . Необходимо, чтобы Коллегия [по делам музеев Наркомпроса] или прислала сейчас же сюда особое лицо с особыми полномочиями для охраны зданий и имущества таких монастырей как Кирилло-Белозерский, Ферапонтовский и Горицкий, а то и всех церквей этого края, или чтобы она вручила такие полномочия мне (до окончания моих работ), известив об этом по телеграфу в особой форме.

Жить здесь сейчас - подлинная пытка.
Павел Иванович [Юкин] нервничает и даже звал уехать, так как при создавшихся условиях нет сил хорошо работать. Лядов крепится.
Я же не считаю возможным оставить такие великие памятники в такую тревожную и тяжкую минуту без просвещенного заступничества. Быть здесь, несмотря на присутствие Рублева и двух Дионисиев [имеются в виду живописцы Дионисий Глушицкий и Дионисий Ферапонтовский] не радость, а тяжёлый крест”

В ноябре 1918 г работы в Кириллове пришлось-таки свернуть - в виду отсутствия условий для нормальной реставрационной деятельности в холодный сезон. С собой в Москву реставраторы забрали 6 реквизированных праздничных икон и одну икону пророческого ряда - А. И. Анисимов поместил их у себя дома в личной коллекции.
Весной 1919 г работы в Кириллове возобновились - была предпринята попытка расчистки иконы “Одигитрии” из местного ряда иконостаса Успенского собора.

В том же 1919 году, под предлогом продолжения реставрации, в Москву были вывезены еще три иконы - “Успение Богоматери”, “Одигитрия” и портретная икона Кирилла Белозерского.
Из десяти вывезенных за 1918-1919 гг икон обратно в монастырь не вернулась ни одна.

Стоит вспомнить, что с 1918 года в помещениях монастыря уже начали размещаться гражданские учреждения - в частности, учебные классы и общежития детского дома. Столь беспокойное соседство не могло не тревожить Александра Ивановича Анисимова, высказавшегося по этому поводу следующим образом:
“В 1918 г в Кирилловском монастыре производилась проклейка икон, собранных в Архиерейском корпусе. Отдел Народного образования потребовал здание под приют, по поводу чего, как известно, возникла большая переписка.
Иконы были снесены в большую залу и поставлены неправильны образом на ребро. Между тем, уезжая, я дал инструкцию не трогать памятники. Дурные условия хранения быстро сказались весною 1919 г., иконы все вспучились и начали осыпаться. Я предписал положить их плашмя, но это оказалось невозможным, так как по зале бегали дети. Пришлось перенести в единственное мало-мальски пригодное место - бывший Арсенал, где большая сырость. Следует перевезти все памятники в Москву, укрепить и наблюдать за ними, так как состояние их очень дурное .”

К тем же выводам в 1921 году пришла инспекция комиссии I Всероссийской конференции по вопросам реставрации и ремонту при Главнауке под председательством Н, В. Бакланова, которая обследовала оставшиеся живописные памятники, и по ее рекомендации часть икон в 1922-1925 была отправлена на реставрацию в Москву и Петроград, и обратно в Кириллов уже не вернулась.

На сегодняшний день из икон, написанных в 1497 году для иконостаса Успенского собора, за пределами Кирилло-Белозерского монастыря находятся: в Русском музее Санкт-Петербурга 15 икон; в Москве в Музее Андрея Рублёва - 5 икон; в Третьяковской галерее - 3 иконы. Остальные (за исключением двух утерянных) - благополучно пребывают в Кириллове.

Работы по исследованию и реставрации иконописи под пристальным контролем А. И. Анисимова, почти ежегодно приезжавшим в Кириллов, продолжались вплоть до его ареста в 1930 году.

Не принявший сторону новых властей, Александр Иванович принципиально не скрывал своего отношения как к происходящим в стране процессам, так и к лицам, занимавшим руководящие должности в государственных учреждениях.
Сфера его интересов лежала в области, на которую фактически и повсеместно был наложен запрет - ни о каких иконах и фресках в стране строителей коммунизма не могло быть и речи.

Постепенно в принудительном порядке ликвидировались организации, сотрудником которых он являлся - закрылся Отдел религиозного быта Исторического музея в Москве, расформированы Центральные государственные реставрационные мастерские.
С марта 1929 года в советской печати начинается его травля, завершившаяся арестом 6 октября 1930 года.

Одним из главных пунктов обвинения стала публикация Анисимовым в Праге в 1928 году монографии об иконе “Владимирской Богоматери” греческого письма, раскрытой Григорием Осиповичем Чириковым.
7 октября 1930 года, на следующий день после ареста, Анисимов заявил следователю: “Причину гонения на себя и постепенного лишения работы и заработка я, по своему разумению, вижу в следующем. По своим общественно-политическим взглядам я не являюсь социалистом. Своими родителями я был воспитан демократически. По своему идеалистическому миросозерцанию я не являюсь сторонником советской власти как основанной на материалистическом понимании вещей”.

Осужденный на 10 лет лагерей, Александр Иванович отбывал срок сначала на Соловках, затем был переведен на строительство Беломорканала в местечко Кузема.
Из последнего следственного дела Анисимова, заведённого уже в лагере летом 1937 года: “Настроен резко антисоветски. В разговорах открыто выражает своё недовольство политикой советской власти. Пользуется громадным авторитетом среди окружающих его заключённых”...

Тройка НКВД Карельской АССР постановила: Анисимова Александра Ивановича расстрелять.
2 сентября 1937 года в 23 часа 30 минут приговор был приведён в исполнение...
…Светлая память и низкий человеческий поклон…

… Реставрационные работы на иконостасе Успенского собора были возобновлены после долгого перерыва лишь в 1967-1968 годах: силами специалистов отдела темперной живописи Всесоюзной центральной научно-исследовательской лаборатории консервации и реставрации, под руководством О. В. Лелековой.
Итоги их плодотворной деятельности были показаны на выставке "Успенский иконостас XV в.", развернутой в Москве в дни Олимпиады-80.

Позднее, уже в наше время, в 2012 году, в Успенской звоннице Московского Кремля была организована повторная выставка, на которой демонстрировался полный кирилловский иконостас 1497 года, для чего сюда были перемещены иконы, хранящиеся в нескольких российских музеях. Остаётся надеяться, что подобное мероприятие окажется не последним - увидеть вместе разрозненные части когда-то единого художественного ансамбля было бы большим счастьем.

Иконостас Успенского собора был создан приблизительно в 1497 году одновременно со строительством каменного храма. XV век - классическая пора в развитии русского иконостаса. В это время в нем появляются новые ряды икон, он обретает удивительную архитектурную упорядоченность. - и насчитывал почти 60 икон.

Иконографические особенности икон «кирилловского» комплекса позволяют сделать вывод о том, что их создатели ориентировались на иконостасы Успенского собора во Владимире и Троицкого собора в Троице-Сергиевой Лавре. Над созданием этого масштабного комплекса трудилась приглашенная в монастырь артель, в составе которой было три ведущих иконописца, связанных с разными художественными традициями: московской, новгородской, возможно, ростовской.

Наиболее ярко манера каждого из трёх мастеров, создавших кирилловский иконостас, проявилась в написании праздничных икон. В иконах «Рождество Богоматери», «Введения Богоматери во храм», «Сретение» ярко ощущаются черты дионисиевского направления - одного из ведущих в московском искусстве конца XV - начала XVI века. Характерной особенностью почерка этого мастера являются яркие контрастные цвета - прежде всего, киноварь - яркий красный минеральный пигмент, и азурит - пигмент синего цвета, который ценился на вес золота. Росписи во многих храмах, посвященных Богородице, наполнены небесной синевой. Синий и голубой цвета означают бесконечность неба, символ иного, вечного мира и считаются цветами Богородицы, соединившей в себе и земное, и небесное. В создании икон «кирилловского» иконостаса художник использовал чистый азурит, без примеси других пигментов, а также добавлял в краску толчёное стекло, которое отталкивает свет, и увеличивает яркость синего цвета.

Для икон «Крещение», «Благовещение», «Преображение», «Успение Богоматери», написанных «вторым» художником, в чьих произведениях соединились черты московской и новгородской традиций характерны более строгие архитектурные формы, правильные пропорции фигур и тщательная проработка складок одежды. Другая особенность письма этого мастера - особая цветовая гамма: добавление белил практически во все красочные смеси, придает непрозрачность.

Пример работы «третьего» мастера успенского комплекса - икона «Уверение Фомы». Стиль этого иконописца отличает простая архаичная архитектура, яркие, но гармоничные цвета. Письмо ликов исполнено плотной золотистой охрой, что заметно отличает их от холодных, сильно высветленных ликов на иконах, принадлежащих «второму» мастеру.

В результате совместной работы иконописцев, связанных с разными художественными направлениями, возник грандиозный классический ансамбль древнерусской живописи. Иконостас Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря даёт представление о процессе формирования общерусского стиля иконописи на рубеже XV–XVI столетий.

Первоначально иконы размещались на брусьях-полках, называвшихся тяблами. На этих брусьях-тяблах иконы стояли как на полках, вплотную друг к другу без каких-либо разделителей.

С течением времени облик и устройство иконостаса менялись, появлялись и исчезали ряды икон. В середине XVI столетия серебряными позолоченными басменными окладами были закрыты иконы местного чина, а затем деисусного, праздничного и пророческого. Оклады были сделаны по мере поступления щедрых пожертвований, а также на деньги монастыря одной группой нанятых мастеров, использовавших монастырские матрицы. К концу XVI века сформировался пядничный ряд иконостаса, состоявший из небольших, размером в «пядь», то есть кисть руки, вкладных икон в драгоценных окладах. Позднее иконостас пополнился ещё одним рядом - праотеческим, в котором располагаются иконы ветхозаветных святых. В соборе также появились, частично заменив драгоценную басму, серебряные чеканные оклады на иконах местного ряда, выполненные царскими ювелирами.

В XVIII веке изменили конструкцию иконостаса. Древние расписные тябла заменили деревянной золоченой иконостасной рамой с одинаковым количеством икон в верхних ярусах, в которую не поместились многие из древних образов и их перенесли в алтарь собора. Иконостасную раму середины XVIII столетия можно видеть в интерьере храма сейчас. В неё вмонтированы фотокопии икон. Оригинальные образы хранятся в четырёх музейных собраниях - в Третьяковской галерее, Государственном Русском музее, Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, 34 образа находятся в собрании Кирилло-Белозерского музея-заповедника и представлены в экспозиции «Древнерусское искусство XV–XVII веков» в Архимандричем корпусе.

Иконостасная конструкция XVIII века стилистически выдержана в переходных формах от барокко к классицизму. Иконостас по-прежнему насчитывает четыре яруса, но порядок рядов, в сравнении с первоначальным иконостасом, был изменен. Древний пророческий ряд к 1764 году был убран полностью, поскольку его широкие доски не вписывались в симметричную и однообразную структуру иконостаса. Полуфигурные изображения пророков разместились на тумбах под местными иконами в основании иконостасной конструкции. В завершении иконостаса в XIX веке поместили живописное Распятие с предстоящими и золочёные скульптуры ангелов.

Нижний ряд икон - местный. Он является самым непостоянным по составу. Здесь размещаются наиболее чтимые и подаренные государями образы с богатыми окладами. Помимо икон местный ряд включает в себя Царские врата, двери в дьяконник и жертвенник. Местный ряд после реконструкции иконостаса стал насчитывать восемь образов. Среди них - икона «Богоматерь Одигитрия», она располагается справа от Царских врат. Слева размещается образ Спасителя, за ним - храмовый образ «Успение Богоматери» («Облачный извод») конца XV века.

Следующий ряд иконостаса - праздничный. В него включены иконы на темы двенадцати главных церковных праздников, а также сюжетов Страстного цикла и других событий, повествующих о земной жизни Иисуса Христа и Девы Марии. Праздничный ряд иконостаса Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря является самым большим из сохранившихся от XV века.

Третий ряд называется Деисусом, это ядро иконостасной композиции XV века. Основным его содержанием является тема Второго Пришествия, Страшного Суда и грядущего спасения человечества. В переводе с греческого «деиси́с» означает моление, прошение. В центральной части чина изображён Господь Вседержитель, восставший на Суд. По сторонам от Спасителя склонившиеся к Нему в молитве Богоматерь и Иоанн Креститель, архангелы Михаил и Гавриил, апостолы Пётр и Павел, следом за ними могли быть изображены другие святые, ходатайствующие о прощении грешников. Их расположение осуществлялось в определённой иерархии - архангелы, апостолы, святители, мученики, преподобные. Деисусный чин являет собой образ Небесной Церкви, пребывающей перед престолом Вседержителя в постоянных молитвах о спасении человеческого рода. Деисус иконостаса Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря сохранился полностью.

Верхний ряд иконостаса - праотеческий. В составе высокого русского иконостаса ряд, включающий в себя изображения ветхозаветных праведников, которые иначе именуются праотцами, появился во второй половине XVI века. В центре этого чина обычно помещается икона Новозаветная Троица или Отечество, где зримо изображены три лика Бога - Отец, Сын и Дух Святой. Праотцы изображены в полный рост, в повороте к центральному образу, с развёрнутыми свитками, на которых начертаны пророчества о пришествии Иисуса Христа. Плоскостная трактовка ликов контрастирует с несколько грузноватыми фигурами святых, объём которых передаётся при помощи высветленных складок одежд. Медные басменные оклады, выполненные в XVII веке, покрывают поля, фоны и нимбы икон.

Масштабные исследования и реставрация икон Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря начали проводиться в 1960-е годы. Благодаря работе реставраторов уникальные памятники иконописи из Успенского собора были раскрыты и введены в научный оборот.

Реставрация иконостасной рамы была проведена в 2012–2013 годах. Художники-реставраторы научно-реставрационной мастерской провели работы по удалению загрязнений, плесени, толстого слоя спрессовавшейся пыли. Также удалось сохранить всю старинную позолоту. Склеивались и возвращались на место разломанные фрагменты резного декора.

По завершению реставрации иконостасной рамы в неё были вмонтированы репродукции икон и установлены деревянные резные Царские врата. Царские врата 1645 года из Успенского собора, вложенные в монастырь царём Михаилом Фёдоровичем Романовым, можно увидеть в экспозиции «Древнерусское искусство XV–XVII веков», расположенной в Архимандричьем корпусе.

Успенский собор Кирилло-Белозерского монастыря

Вторая деревянная Успенская церковь, «украшенная иконами и инеми красотами», просуществовала, недолго. Как сообщает предание, она сгорела во время сильного пожара, разразившегося где-то между 1462 - 1497 годами. В 1462 году ее еще видел Пахомий Серб, автор жития Кирилла.

Успенский собор, построенный в 1497 году - первый каменный храм Кирилло-Белозерского монастыря, третий на Русском Севере (после соборов Спасо-Каменного - 1481 г. и Ферапонтова - 1490 г. монастырей). Ему предшествовали два деревянных Успенских храма. Собор расписан в 1641 иконописцем Любимом Агеевым, который, вернувшись в 1643 году из Кириллова, расписывал Успенский собор Московского кремля. Отсутствие местных строительных кадров — зодчих, каменщиков и прочих мастеров — заставило богатый монастырь обратиться за помощью в сооружении нового, монументального собора в центр своей епархии - Ростов Великий. Согласно летописным данным, прибывшие в Кириллов в 1497 году ростовские мастера - 20 каменщиков и «стенщиков» во главе с Прохором Ростовским - в течение одного летнего сезона (5 месяцев) возвели каменный соборный храм.

Новый Успенский собор летописи именовали «церковью великой». И действительно, для своего времени он был очень значительным, превышая по размерам многие постройки тех лет в Москве и других городах. Даже сегодня, несмотря на все последующие переделки, здание не утратило своего величественного и торжественного облика. Его компактный кубический объем с тремя широкими и несколько уплощенными полукруглыми апсидами увенчан мощной, крепко посаженной главой. Подобный тип храма принадлежит к наиболее распространенным в Северо-Восточной Руси во второй половине XV века, в эпоху формирования под главенством Москвы общерусского зодчества. Однако трактован он очень индивидуально, отличаясь массивностью и простотой. Лишенный подклета и сначала свободный от тесно окружающих его сейчас пристроек, собор как бы вырастает прямо из земли, производя внушительное впечатление монументальностью и собранностью своих форм.

Из композиционных особенностей собора отметим сильный сдвиг главы к восточной стороне куба. Барабан возведен не над серединой основного объема, а над центром всего здания, включая апсиды. Этот прием обусловлен стремлением к гармоничности и уравновешенности объемно-композиционного построения; он ведет свое происхождение также от раннемосковских храмов. Восточная пара столбов поставлена близко к межапсидным стенкам, почти сливается с ними, подготавливая во многом позднейший переход к двухстолпию. В результате внешние деления пилястрами северного и южного фасадов не совпадают с внутренними пространственными членениями интерьера столбами, что ведет к декоративности фасадных форм. Успенский собор оказал большое влияние на сложение и развитие местной каменной культовой архитектуры, во многом предопределив разработку ее планировочных и объемно-композиционных форм, а также характер убранства. Одноэтажная сводчатая паперть собора с западной и северной сторон относится к 1595-1596 годам. На наружных стенах паперти хорошо заметны первоначальные широкие арочные проемы, в XVII веке заложенные и превращенные в небольшие окна. Высокий притвор с главой и низким полукруглым тамбуром входа, возведенный в 1791 году, значительно искажает внешний облик собора.

О внутреннем убранстве первых двух деревянных храмов Кирилловской обители почти ничего не известно. Скудные летописные источники лишь упоминают о том, что вторая деревянная церковь Успения украшена была «благолепными» иконами. Существует предположение, что из этого храма происходит икона «Богоматерь Одигитрия» московской школы второй четверти XV века. Фигура богоматери трактована в обобщенно-монументальных формах. Строгое, спокойное лицо ее слегка повернуто к младенцу. В верхних углах иконы изображены склонившиеся к Марии ангелы. Внутреннее убранство каменного Успенского собора, известное по различным источникам, было довольно нарядным и богатым. Идеи нестяжателей, очевидно, не оказали существенного влияния на его оформление.

Главную «красоту» храма составляли иконы и стенопись. Собор был расписан в 1641 году на вклад царского дьяка Никифора Шипулина. Сохранившаяся на северной стене летопись-надпись донесла имя основного автора фресок: «Подписывали иконное стенное письмо иконописцы Любим Агеев со товарищи». Любим Агеев хорошо известен по росписям Николо-Надеинской церкви в Ярославле и московского Успенского собора. Однако судить о его почерке весьма трудно, так как эти фрески в XVIII-XIX веках были записаны и обновлены, а стенопись собора Кирилло-Белозерского монастыря покрыта в 1838 году грубой масляной живописью. Расчищенные отдельные незначительные фрагменты говорят о том, что в творчестве Любима Агеева были еще необычайно сильны старые монументальные черты.

В XVII веке были расписаны также своды и стены западной паперти Успенского собора. От этих фресок сохранились лишь две композиции внутри двух маленьких помещений по сторонам входной пристройки. Точно определить дату росписи и мастера весьма сложно, однако есть основания отнести ее к 50-м годам XVII века и по аналогии с живописью московской церкви Троицы в Никитниках и костромской церкви Воскресения «на Дебре» приписать ее стенописцу, старшему знаменщику артели костромичей Василию Ильину Запокровскому. Для фресок Запокровского характерна удивительная любовь к реальной жизни, чувство меры в композициях. Ему свойственна необычайная лиричность, изящество в изображении человеческих фигур, свободно расположенных в пространстве, необыкновенная легкость, уверенность и точность рисунка. Среди художников костромской школы стенописцев XVII века Василий Запокровский с его ярко выраженным стремлением к реализму, светскости, поэтичности и лиричности занимает одно из первых мест.

Связанный с символикой самого храма, иконостас имел четыре яруса икон: первый снизу - местный, затем - деисусный, праздничный и пророческий ряды. Во всех ярусах иконы стояли как на полках на простых, без всякой резьбы тяблах, лишенные каких-либо разделяющих колонок. В местном ряду находились наиболее древние чудотворные и местночтимые иконы, непосредственно связанные с историей храма. Деисусный ряд в XV веке был одним из самых больших, насчитывая двадцать одну икону.

В XVII веке иконостас Успенского собора претерпел существенные изменения. Из ранних памятников в местном ряду остались лишь «Успение», «Одигитрия», «Кирилл Белозерский в житии» конца XV века и др. К четырем основным ярусам добавили пятый - праотеческий; были сделаны новые царские врата с великолепным серебряным чеканным окладом. Они были пожалованы царем Алексеем Михайловичем в 1645 году. В XIX веке простые тябла иконостаса заменили существующими и доныне резными, золочеными, с колонками между иконами. При этом иконы пришлось раздвинуть, а некоторые вообще не поместились в новый иконостас.

Обилие небольших икон в храме, особенно пядниц, объясняется необходимостью определенного гармоничного «комплектования» местного ряда иконостаса. Обычно иконы нижнего яруса различались по размерам: наряду с огромными были и небольшие; над последними и помещали пядницы, чтобы придать всему ярусу более или менее одинаковую высоту. Наиболее чтимой иконой местного ряда было «Успение» (первая четверть XV века). Во всех описях монастыря она приписывалась кисти Андрея Рублева. По совершенству композиции, по легкой просветленности ликов, по изысканности гармоничных цветовых соотношений эту икону можно отнести к работе Рублева. Однако некоторая архаичность форм и почти новгородская грузность образов противоречат такой атрибуции. Скорее всего, это произведение ближайшего ученика Рублева. Возможно, что сам мастер написал лишь одну-две основные фигуры. В местном ряду иконостаса Успенского собора находилась и икона «Кирилл Белозерский», выполненная известным художником Дионисием Глушицким в 1424 году.

Дионисий Глушицкий как личность весьма характерен для русского средневековья. Он родился в 1362 году близ Вологды, а умер в 1437 году, уже будучи игуменом основанного им же Сосновецкого монастыря на берегу реки Глушицы (отсюда и его прозвище). Круг интересов Дионисия был чрезвычайно обширен. Еще пребывая в иноках Кирилло-Белозерского монастыря, он не только писал иконы, но был и резчиком по дереву, и книгописцем, и плотником, и кузнецом, и плел корзины, Этому «мастеру на все руки» приписывалось множество икон. Однако после их расчистки в 1919-1920 годах выяснилось, что все они стилистически различны. Единственно достоверным произведением Дионисия Глушицкого в настоящее время является икона «Кирилл Белоэерский». На ней изображен кряжистый, вросший в землю, сутуловатый старик с окладистой бородой, с добрым, приветливым и умным лицом. В образе Кирилла воплощен идеал нравственно сильного и деятельного человека.

В 1614 году для иконы был специально сделан деревянный резной позолоченный киот. Позднее киот вместе с иконой был перенесен в придельную церковь Кирилла. Он створчатый, с килевидным верхом; в тимпане его изображен Спас Нерукотворный и два ангела. Створки с внешней стороны обложены басмой с характерным для XVII века растительным узором. Вверху и внизу киота резная надпись, выполненная красивой по начертанию вязью: «Образ чудотворца Кирилла списан преподобным Дионисием Глушицким еще живу сущу чюдотворцу Кириллу в лето 6932 (1424). Зделан сии киот в дом пречистые чюдотворца Кирилла в лето 7122 (1614) по благословлению игумена Матфея слава богу а(минь)». Низ киота украшен резными деревянными шашечками, типичными для памятников народного искусства. Любопытны расписные створки изделия с изображением событий из жизни Кирилла - рождения, явления Кириллу богоматери, водружения Кириллом креста при основании обители и, наконец, Дионисия пишущего образ Кирилла. В описях монастыря есть короткая запись о художнике Никите Ермолове из «Белозеры», написавшем в августе 1614 года «у чудотворцева образа два затвора (створки)».

Нет сомнения, что речь идет именно об этом киоте. Наиболее интересна сцена, где представлен Дионисий, сидящий возле стола, на котором лежит икона. С другой стороны стола стоит Кирилл, как бы позируя художнику. Фоном служат монастырские строения. Образ на иконе точно воспроизводит стоящего перед художником человека - черты лица, одеяние, позу. Это подтверждает и надпись, помещенная вверху композиции; «Преподобный Дионис(ий) напис(аша) святого Кирилла зря на святого». Упоминания о создании Дионисием Глушицким образа с живого Кирилла встречаются в документах и описях монастыря 1565-1601 и 1614 годов. Древнерусский живописец при написании образа пользовался не только методом, аналогичным созданию жития (рассказы очевидцев событий, людей, хорошо знавших человека), но и непосредственно работал с натуры.

С восточной стороны паперть Успенского собора заканчивается небольшой придельной церковью Владимира, усыпальницей Воротынских, сооруженной в 1554 году. Это - маленький одноглавый, бесстолпного типа храмик, квадратный в плане, с широкой полукруглой апсидой. Перекрытие его имеет форму двух коробовых сводов, между которыми в середине расположены ступенчатые сводики, создающие переход к световой главе. Подобная форма свода характерна для Пскова XV- XVI веков, но выполнена она несколько неумело, что вызывает предположение о постройке храма местными мастерами. Наружный облик храма во многом подражает Успенскому собору. Об этом свидетельствуют килевидные кокошники прежнего завершения (покрытие изменено), украшающие фасады пилястры и перспективный портал внутри паперти, а также широкие ленты кирпичного декора под кокошниками и на барабане. Хороша луковичная главка, крытая деревянным лемехом. Она относится ко времени обновления здания - к 1631 году. Нижнюю часть ее обегает великолепный ажурный подзор из золоченого железа с надписью о возведении и возобновлении храма. Сооружение вблизи собора церквей-усыпальниц не ограничилось Владимирским приделом. В 1645 году к нему с севера примкнул храм Епифания, возведенный над могилой князя Ф. Телятевского, в честь святого, имя которого он носил в монастыре после пострижения. Небольшое здание почти полностью повторяет формы стоящей рядом церкви. Это наглядно показывает, какую огромную роль играли «освященные древностью» традиции в монастырском строительстве в Кириллове.

С противоположной, южной стороны Успенского собора над гробницей Кирилла возвышается еще один, но более обширный придельный храм. Он был сооружен в 1785 году вместо прежней церкви 1585-1587 годов, разобранной «за ветхостью». Архитектурные формы его с высоким двухъярусным алтарем, увенчанным куполом, выдержаны в стиле провинциального, запоздалого барокко.

Храм перестраивался: позакомарное покрытие храма было заменено четырехскатной кровлей, строгую шлемовидную главу сменила вычурная барочная. Сегодня составить целостное впечатление об этом храме практически невозможно: с годами он оброс более поздними постройками, вплотную обступившими его. В оформлении его фасадов проявились в полной мере приемы раннемосковского зодчества: членение стен на прясла, пояса узорной кладки с применением изразцов, перспективные порталы с килевидными завершениями.

Сейчас в Успенском соборе обстановка пока убогая, белые пустые стены, небольшой временный иконостас из литографий Софрино - и это при том, что в экспозициях и запасниках музея находятся старинные монастырские иконы, намоленные на протяжении столетий.

Литература: Бочаров Г.Н., Выголов В.П. Вологда, Кириллов, Ферапонтово, Белозерск. М., 1979. Кириллов. Историко-краеведческий альманах, вып. 1-2. Вологда, 1994-1997. Никольский Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII в. (1397-1625), т. 1, вып. 1-2. СПб, 1897-1910

Архитектурный ансамбль Кирилло-Белозерского монастыря формировался в течение нескольких столетий. Первые деревянные постройки, возведение которых началось ещё при основателе обители прп. Кирилле, не сохранились до наших дней. Начало каменного строительства относится к 1496 году, когда «почали ставити церковь каменную Успения Богородицы, а поставили в 5 месяцев, а стало в 250 рублёв, а мастеров белостенщиков 20, а большой мастер Прохор Ростовский». Успенский собор Кирилло-Белозерского монастыря стал третьим каменным храмом на территории Белозерского края. Лишь незадолго до этого были возведены два каменных храма в Спасо-Каменном монастыре на Кубенском озере и в близком к Кириллову Ферапонтове монастыре. Местный летописец назвал его «великой церковью» не случайно: главный храм Кирилловой обители превзошёл по своим размерам соборы главных московских монастырей.

Архитектура храма впитала черты московского и новгородского зодчества. Весь облик храма был проникнут простотой и монументальностью. Массивное приземистое строение поражало изяществом и тонкостью внешней отделки. Стены расчленены узкими лопатками, а вверху, у основания закомар, украшены широкими поясами узорчатой кирпичной кладки, включавшими также керамические плиты с орнаментом и «балясник». Такие же пояса проходят по верху апсид и барабана. Если растительный орнамент керамических плит близок к белокаменной резьбе московских храмов, то кирпичное «узорочье» напоминает излюбленный мотив украшения стен памятников Пскова. Закомары собора имели острое килевидное завершение. Над закомарами поднимались ещё два яруса кокошников, которые создавали переход к массивному барабану, увенчанному шлемовидной главой. Такая композиция придавала довольно крупному зданию лёгкость и устремлённость ввысь. Входы в собор были оформлены характерными для московского зодчества прекрасно вытесанными из камня перспективными порталами с килевидным завершением, которые имеют характерные для московских построек бусины и сноповидные капители. Из трёх порталов сейчас сохранился только северный, выходящий на паперть.

В 1641 году Успенский собор был расписан костромским мастером Любимом Агеевым «с товарищи» на вклад царского дьяка Никифора Шипулина. Впоследствии облик собора был сильно изменён различными пристройками и переделками. Особенно заметны перестройки XVIII века, придавшие ему некоторые черты господствовавшего тогда стиля барокко: исчезли кокошники, вместо низкого шлемовидного завершения на барабане сооружена высокая глава сложной, несколько вычурной формы, растёсаны окна.
Сохранился иконостас, созданный около 1497 года. Он является уникальным памятником древнерусской иконописи. Это самый крупный комплекс одновременных икон, дошедший до нашего времени.

В 2010 году музей приступил к реставрации Успенского собора. В настоящее время завершены работы по реставрации барабана и главы, выполнено устройство наружного дренажа, реставрация столярных заполнений и фасадов храма. Для спасения уникальных фресок в соборе сделаны электроподогреваемые полы, что дало возможность регулирования температурно-влажностного режима. Реставраторами было проведено раскрытие живописи, укрепление и тонировка утрат живописи внутри собора.

https://kirmuseum.org/ru/monument/uspenskii-sobor-s-papertami

В московском Кремле открылась выставка, представляющая иконостас Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря.
Экспозиция редкая, и не только для Москвы. Во-первых, это иконостас конца XV века, а таких во всей России сохранилось всего три.
Во-вторых, увидеть иконостас в таком составе нельзя и в самом Кирилло-Белозерском музее-заповеднике – он, к сожалению, оказался разрознен.

Успенский собор в Белозерье был выстроен в конце XV века, при Иване III. А именно в начале того столетия, отмечают специалисты, и складывался русский тип «высокого» иконостаса – впервые такой, как считается, создал Феофан Грек для кремлевского Благовещенского собора. (Кстати, на выставке можно ознакомиться с подробностями истории иконостасов на интерактивном мониторе).

История не дала многоярусному ансамблю существовать спокойно. В XVIII столетии сам иконостас перестроили по новой моде – в результате некоторые иконы были переданы в другие церкви (следы части из них затерялись). В начале же ХХ столетия – а конкретно в 1918 году – часть икон забрали в Москву и Петроград для реставрации. В результате чего они так и осели в Русском музее, Третьяковке и Музее Рублева. И хотя большая часть работ в нынешней московской экспозиции происходит из Кирилло-Белозерского музея-заповедника, всё вместе нельзя увидеть даже там – соединились иконы временно.

Кирилло-Белозерский иконостас интересен еще и тем, что в нем объединились существовавшие в тогдашней иконописи разноплановые стилистические тенденции. А конкретно – в нем просматриваются три руки (а заодно – что выяснилось уже при реставрации - и разные наборы материалов и пигментов).
Удобнее всего рассматривать это на примере многофигурных сюжетных композиций «праздничного» ряда.

Во-первых, тут присутствует классическая византийская традиция. К ней относят, в частности такие сцены, как «Рождество Христово» или «Вход в Иерусалим». Тут специалисты отмечают четкость и уравновешенность композиции, четкие острые линии, интенсивный чистый ультрамарин.

Вторая линия – явно новгородская. «Благовещение», «Крещение», «Преображение» - всего девять икон этого цикла. Этот мастер не любит спокойных непроработанных плоскостей, его композиции почти орнаментальны. Особый коралловый оттенок достигается смесью белил с киноварью.

Кисти предполагаемого третьего мастера принадлежат иконы страстного цикла. Вот «Приведение к Пилату», «Распятие», «Уверение Фомы».

Здесь автор для своего времени индивидуален, он отходит от общепринятой композиции (по мнению некоторых, даже меняет ее в процессе работы). Для выделения центральных фигур часто произвольно увеличивает их пропорции, оставляет свободными плоскости фона или фрагментов архитектуры. В колорите нет резких контрастов, напротив, автор работает на нюансировке смешанных красок (кстати, при исследовании в них обнаружили толченое стекло – вероятно, добавленное в поисках «светоносности»).

Однако при всех индивидуальных различиях здесь несомненно проявляется характерное для самого принципа иконостаса единство цветовой композиции.

Издан каталог – не просто сборник картинок, а очень серьезный научный. Но при этом – не пугайтесь – более чем читабельный.
Выставка будет открыта в помещении Успенской звонницы московского Кремля до конца августа.